ГРУНИНУ
Ольга КАЧАЛОВА

Маршруты судьбы

Поэту восемьдесят лет,
Он - гениален.
Уже давно сошел на нет
Иосиф Сталин,
Лаврентий Берия, Хрущёв,
Безбрежный Брежнев
И миллиона два ещё,
Царивших прежде.
Он не торопится во тьму, -
Он - Юрий Грунин!
Приходят женщины к нему,
Приносят груди.
Они садятся на диван,
Скрипят пружины...
А он обетов не давал,
А он - мужчина.
Ведь он не ищет в них изъян,
Важны лишь недра.
Хватило б сил, он изваял
Их всех из кедра.
Обещан дождичек в четверг, o
Ушла, бедняжка...
А он - поэт, он - человек,
Не деревяшка.

Юрий ГРУНИН

ЭРОТИКА
Стихи пролетевших лет

ДАЙ ЖЕ!

Дай увидеть твой мрамор щёк,
пару глаз ненаглядных дальних,
дай улыбку твою ещё,
гулкий голос услышать дай мне!

Чтоб запомнить тебя, как стих,
и твердить этот стих годами,
дай мне россыпь волос густых,
твои губы, что губят, дай мне!

Дай - как песней умчаться вдаль -
причаститься к великой тайне...
Дорогая, чужая, дай! Дай мне!
1948

ПРИЛИВ

У любви - и у моря - бывают приливы, отливы.
У любви - и у моря - то штиль, то нещадно штормит.
Диалектика жизни. Природа всегда справедлива.
Кто поймёт эту истину, тот своё "я" сохранит.
Снова моря отлив - обнажаются скальные глыбы.
Отступает с водой всё, что может с водой отступить,
Я один остаюсь - без любви, бездыханен, как рыба.
И последней мольбой продолжаю прилив торопить.
Только б он наступил, пока я шевелю плавниками!
Только б он наступил, во мне новые силы открыв!
Я уснувшим сознанием слышу: бьют волны о камень.
Мне б ещё продержаться: приходит, приходит прилив.

НЕМЫСЛИМЫЕ МЫСЛИ

я неслышным ужом заползу в твою душу
и когда-то тогда и когда-то тогда
всем распахнутым ртом точно рыба на суше
надышаться тобой не смогу никогда

на душе у меня нарастает короста
от желанья тебя малярийная дрожь
почему-то другие приходят так просто
только ты не приходишь никак не придёшь

я мечтаю о том чтобы ты захотела
а потом а потом а потом а потом
носорогом войду в твоё знойное тело
я как рыба на суше с распахнутым ртом

а когда ты придёшь будет может быть звёздно
а когда ты придёшь? это клином в мозгу
а когда ты придёшь будет может быть поздно
а когда ты придёшь я уже не смогу

и тогда я ужом заползу в твою душу
и тогда и тогда и тогда и тогда
ничего не свершу ничего не нарушу
но останусь в душе у тебя навсегда.

МОЛЕНИЕ ПИГМАЛИОНА

Где-то в книгах об этом как будто рассказано скупо,
как влюбился в скульптуру её изваявший чудак.
Я, зовущийся Пигмалионом стремительный скульптор,
подтверждаю последним дыханьем: воистину так.

Я тебя загадал, Галатея, задумал сквозь камень.
Я тебя промерял, проверял, обрубал, шлифовал.
Я тебя создавал - своей мыслью, своими руками.
Я поверил в твоё совершенство, как в свой идеал.

Я метался в жару, ликовал, цепенел, холодея.
Целовал целомудренный камень, твой холод терпя.
И услышали боги молитву мою, Галатея.
И на счастье во имя любви оживили тебя.

Где-то люди от скуки толкут будто в ступке поступки:
вот, посватался к статуе чокнутый чёртов чудак!
Я и есть этот самый на сплетни растрёпанный скульптор.
Галатея, приди, подтверди им: воистину так.

Я любил твои ласки. А ты у меня им училась.
Ты звучала мне эхом, любовью все боли омыв.
Только книги и люди не знают, что дальше случилось.
Я хотел бы успеть досказать недосказанный миф.

Как возникла у дъявола злая идея-затея?
Я у милой повадок не знал подколодной змеи!
Ты ушла от меня, моя гордость, моя Галатея.
И от этого вдруг онемели суставы мои.

За тебя я страшусь: обретёшь пустоту и тоску ты.
Или камень холодный остался - не сердце - в груди?
Я не Пигмалион - я пигмей, каменеющий скульптор.
Умоляю: погибель моя, Галатея, приди!

Ты ушла от меня, преступила закон Гименея.
Я вложил в тебя душу, тебя всей душою любя.
Ты взяла мою душу, и я без души каменею.
Каменеет мой мозг, стынет сердце моё без тебя.

Если ты не придёшь, то застыну стоять я веками -
весь из камня, весь в мифе, без радости и без любви.
Галатея, откликнись. Тебя заклинаю. Сквозь камень.
Галатея. Судьба моя. Сердце моё оживи.

ПОДАРИ МНЕ!

Говори - что хочешь, говори мне!
Говори - что скажешь, говори!
Только фото в профиль подари мне
и анфас мне фото подари.

Без тебя - текут куда-то мимо
дни мои, как мутная вода.
Ты ни с кем на свете несравнима.
Я таких не видел никогда.

Воспою тебя в любовном гимне,
в дерзостном томленье замерев:
будь мне гулким эхом - помоги мне
стать в любви счастливым на земле!

Ты - моя цветущая планета,
райские сады и жемчуга.
Как же мне отважиться на это -
Растопить души твои снега?

Допусти меня в свои долины -
пусть мои поют в них соловьи.
И холмы и склоны подари мне -
чудо-виноградники свои!

Гневаешься? Что ж тебе осталось?
Всё своё презренье собери!
Только снизойди хотя б на малость:
фото мне на радость подари!

ЖЕЛАНИЕ

Из огня бы мне - да в полымя:
к той, что в сердце берегу,-
к той, которую всё помню я
на зелёном берегу!

Там бы ночь своими крыльями
стала пологом шатра,
где б любовь не говорила мне,
что, мол, поздно спать пора.

Там цветами, ночь устлавшими,
задыхаюсь, бредить мне,
там шататься нам уставшими
и счастливыми вдвойне!

Там дожить бы без оглядки мне
до зари другого дня,
чтоб любовь руками гладкими
тихо гладила меня.

До зари, потом до месяца,
до озноба, до зимы.
Всё, что было - перемелется,
если будем вместе мы!

Кто вдвоём, тот не отчается,
тут хоть пропасть перейди!
Всё, что не было - случается.
Всё, что будет - впереди.

УСТА

Ты - мадонна, Ты сошла с холста.
У тебя не губы, а уста.

Устье счастья, праздничных безумств.
Стоны страсти, радости - из уст.

Я замру, ни звука не издам.
Помогаю стонущим устам.

Ты - родник воды живой, чиста.
Я ликую, пью твои уста.

Смертники меняются крестами.
На прощанье мы слились устами.

Как теперь мне жить, не перестав
вспоминать о сладостных устах?

ЭТИ ГОЛУБИ

Жизнь так жертвенна,
жизнь так суетна:
сердце, быстрая,
мнёт отчаянно.
Где ж та женщина?
В ней вся суть моя:
так влюбился я
в одичании

Неприкаянный,
слушал речь её.
Сердце жжёт она,
ах, глаголами.
А под тканями
ниже плеч её
дышат царственно -
парой голуби!

Будто с голоду,
томно слушаю:
в мозг мне вылились
фразы звуками.
Ну а голуби?
Тут бы лучше им
дружно вылететь
прямо в руки мне!

Я пишу слова
о том вечере.
Где семантика,
этимологи?
Я дышу едва:
так просвечивали
мне с симпатией
эти голуби!

Околдовывает
ночь морозная
данью звёздною
млечность вечную.
Ах, проклёвывают
клювы розовые
ткань вискозную
белоснежную…

И настал тот круг
сказки-вечера -
аллегории
приживаются!
К моей паре рук
так доверчиво
парой голуби
прижимаются!

Вешний вечер мал -
ночь бы круглую!
Он мой пыл томил
каплей каждою.
И губами брал
эти клювы я -
их из губ кормил
жаркой жаждою.

Жизнь так жертвенна,
жизнь так суетна, -
сердце рвёт моё,
мутит голову.
Где ж та женщина,
счастья суть моя?
Где ж залётные
эти голуби?

ДОРОГА В ХРАМ

Ты после заверений должных
не будешь против - будешь за.
Моя профессия - художник,
во мне главенствуют глаза.

Ты к ним придёшь как на экзамен,
объятая их синевой.
Я обольщу тебя глазами:
глаза - мой орган половой.

Глазами всё твоё оглажу,
всё нежно-жадно огляжу,
себя до дури будоража,
в тебя дорожку проложу.

Весь устремлюсь, пускай непрошен,
проломно в недра попаду.
Порывист и горяч мой поршень,
толчками я в тебя войду!

И рада ты, что так упрямо
вхожу в тебя, что путь мой прям.
Не зарастёт дорога к храму -
дорога-судорога в храм.

МОЙ БЫТ

Жену себе не выбираю -
всё недосуг: стихи творю,
рубашки по утрам стираю,
супы пакетные варю.

Толкусь в плену у общепита,
где через раз бываю сыт.
Вся жизнь - разбитое корыто,
общипанней, чем общепит.

Себе я - лебедь, рак и щука.
Сам под собой рублю свой сук.
А жизнь - она такая сука!
Но не до сук мне, недосуг.

Живу, как Бог велит, как выйдет.
Жду, как последний идиот:
она придёт она увидит,
она сама меня найдёт.

ТЛЕННОЕ ТЕЛО

У ветра нет тела. Нет тела.
У ветра одна лишь душа.
Поэтому он оголтело
врывается, тяжко дыша,

в любую порожнюю ёмкость,
как в тело, в живое жильё.
У ветра дорожная тонкость:
разыскивать тело своё…

Ах, ветер мой, ветер мой, ветер,
духовный мой материал,
я вдруг равнодушно заметил,
что душу свою потерял.

Обрыдло всё, осточертело -
всё то, что вблизи и вдали.
И бродит порожнее тело
по самому краю земли…

Никак ничего мне не надо -
ни благ, ни надежд, ни венков,
ни воли, ни райского сада,
ни жизни вовеки веков.