|
|
::::::Т В О Р Ч Е С Т В
О |
или ДВА МЕТРА КРАСОТЫ Изостудия Дома пионеров, руководителем которой я тогда работала, находилась в кабинете первого этажа старого двух-этажного здания, построенного когда-то пленными немцами. Занятия проводились в две смены, любителей прекрасного хватало, юные художники сидели за мольбертами, расположенными в три ряда. На том занятии, помнится, ребята корпели над гипсовым бюстом Сократа. Шуршание карандашей по ватману да тихий шёпот — вот и всё, что доносилось до моего слуха. Эту идиллию буквально взорвала резко хлопнувшая дверь. На пороге стоял высоченный красавец, описывать все достоинства коего было бы банально. Достаточно сказать, что это был собственной персоной Ярослав Рудаков — актёр, поэт, бард и художник, носивший кличку в своём кругу «два метра красоты». То, что он был в рабочем сатиновом халате, нисколько не умаляло его элегантности. Он чопорно поздоровался со мной, остолбеневшей от избытка чувств, и вошёл в кабинет. За ним гуськом вкатились две дамы: — Ваша директриса разрешила нам взять у вас в качестве реквизита для спектакля кое-какие скульптуры и маски, — первым раздался голос той, что была с короткой стрижкой. — У нас завтра премьера, мы приглашаем вас с учениками во Дворец культуры, — голос другой дамы, с пышной и кудрявой гривой, внушал некоторое доверие. Господин в рабочем халате молча снимал со стены голову Давида. Он вручил её стриженой, сам взял в руки торс Венеры и, уходя, улыбнулся мне всепокоряющей улыбкой: — Начало в 18.00, приходите, не пожалеете! Я, конечно, была на том спектакле, сидела и смотрела на темноволосого героя с яркими бирюзовыми глазами и вздыхала. Он был так ярок, так талантлив, что я раз и навсегда решила — такое чудо не для меня. Да и женат он был, а главное, благополучен. А сытые и благополучные мужики в моём сердце почему-то нежных чувств не вызывали, невзирая на бархатные баритоны, басы и, тем более, альты. Прошло много месяцев, наступил ярый июль, выжигающий всё, что не успевало спрятаться в тень. Я, как обычно летом, подрабатывала художником в пионерском лагере. В тот день было особенно жарко. Весь тихий час я привычно проводила в бассейне. Плавала и плавала, упорно борясь с лишними килограммами. — Плыви, Олег, вода отменная, — я увидела в воде знаменитого Рудакова, его глаза смеялись, а чёрная аккуратная бородка, вся в водяных каплях, казалась ненастоящей. — Иду! — в воду прыгнул стройный белотелый мужик, тоже бородатый и в джинсовой панаме. — Давид, ныряй, а то окуну сам! — подала голос панама. Я стала искоса за ними наблюдать. Третий, самый холёный из них, похоже, и был Давид. «Надо же, имя еврейское, а борода рыжая. А бороды-то у всех! То за год ни одного с бородой не увидишь, а то сразу трое. И физиономии у всех библейские, как на подбор. Красавчики! Даже не поймёшь, кто лучше», — мысли потекли в определённом направлении, но солнце не щадило, надо было ещё окунуться. Я встала и подошла к лесенке. Нырять при зрителях всё же не рискнула — ещё бассейн из берегов выйдет... Голос Рудакова остановил меня: — Здравствуйте, а я вас помню! Кстати, ваша Венера до сих пор стоит во Дворце культуры, всё думаем, что ещё понадобится! — улыбающийся Ярослав, вынырнув рядом у самых моих ног, смотрел и улыбался всё той же голливудской улыбкой. — Кстати, и не только Венера, — я тоже улыбнулась, смягчая ехидство. — Мы непременно вернём! А сегодня мы приехали к вам с концертом. — Замечательно! — Давид, — Ярослав повёл рукой и указал на рыжебородого, — от кукольного театра, а Олег, — жест в сторону панамы, — наш бессменный оператор. Олег снял панаму и дурашливо раскланялся, его голова была свежевыбрита, это выглядело круто. — Меня зовут Татьяна, я здесь работаю художником. Знакомство, круто перевернувшее всю мою жизнь, состоялось. Все ребята были из ФМЛО, что расшифровывалось как Фонд молодёжных любительских объединений. Все, кто не любил спокойную жизнь, кто имел увлечения и таланты, собирались в уютном офисе бывшего горкомовского лидера от комсомола — Мирослава Бойчука. Здесь готовились фестивали, капустники, конкурсы красоты, концерты и туристические вылазки. Постоянно тусовались барды, поэты, танцоры и актёры. Знакомство продолжилось и в городе, творческое общение стало для меня абсолютно необходимым. Собирались обычно в Народной киностудии. Киностудия принадлежала жезказганскому медеплавильному заводу, режиссёром был Олег Кундиков. Она и сейчас существует. Мне предложили в киностудии стену расписать. Нарисовала я дракона трёхглавого с кинокамерой в руках. Один, мол, в трёх лицах. Одна голова — Ярослава, другая — Олега, а третья —Владимира Подчинёнова, самого старшего из троицы. Роспись получилась неплохо, и её года три не закрашивали. Ярослав часто пел свои песни. Тогда ещё не было клуба бардов «Визави», и впервые такое яркое и живое исполнение под гитару мне довелось услышать здесь, в киностудии. Это меня потрясло. Песни рождали идеи, идеи порождали песни, как бы там ни было, но задумала эта троица новый фильм снять. Название было придумано сразу — «Остановка запрещена». Ярослав песню написал: Мы сунулись в огонь, не зная броду, от прошлого отрекшись своего. И знал один, куда идти народу, за что считали гением его. Он указал заблудшим — вот дорога, и мы по ней шагали, как могли. Глядели в рот, и верили, как в Бога, но плохо берегли, не сберегли. Другой взошёл, и новый френч примерил, а остальных поставил у стены. Народ вздохнул, но принял и поверил, тем, кто над нами, верить мы должны. В жестокой правоте его уверен, опять пошёл за плугом мужичок. Вези, вези, лошадка, сивый мерин. Вези, вези, упрямый ишачок. Он так хотел, и строили легко мы. В Москве — дворцы, в Сибири — лагеря. И на знакомых, и на незнакомых доносы сочиняли, почём зря. Но пережили смерти и печали, с вождём почившим, нежно распростясь. Мы культ его ужасный развенчали, которого не знали отродясь. И удивлялись, ну куда ж глядели? И на других свалили всю вину. И новому хозяину радели, и дружно поднимали целину. Теперь-то всё не так, по крайней мере, а ну-ка, дружно, лямку на плечо. Вези, вези, лошадка, сивый мерин. Вези, вези, упрямый ишачок... Снимали фильм, согласно песне, только вместо коняги, фигурировавшей в песне, КамАЗ снимали и у шофёра в кабине менялись фотографии вождей: сначала портрет Сталина, потом Хрущёва, следом портрет Брежнева, Горбачёва. В последнем кадре трепещет уголок фотографии Михаила Сергеевича, вот - вот её ветром сорвёт. Ёмкий получился фильм, со смыслом. Послали его на Международный конкурс любительского кино в Баден-Баден. В один памятный вечер на прощанье Ярослав спел свою новую песню: То ли сон, не сон, то ли наяву, Но придумать так просто не суметь, Среди бела дня к дому моему На лихих конях подкатила смерть. Взялся под уздцы, придержал коня, И сошла она, платьем пыль примяв, Улыбнулась мне: «Ты не ждал меня? Не надеялся, а я вовремя». Под весёлый звон от стальных подков Если это сон, мне до смерти жаль, Пусть прибавится у меня грехов, Но с её лица я сорвал вуаль. Врут, что смерть страшна, что стара она – Хороша она, и сказать нельзя, Разве что рука слишком холодна, Да вот зеленью отдают глаза... «Видишь, день такой — вроде праздника, люди пляшут, пьют и поют с утра, дай же руку мне, вот моя рука, на венчание нам с тобой пора». И несутся вскачь угорелые. То ли дружки плачь, то ли смех дружка, Вереницею кони белые, А невестушка – моя смертушка… — Как ты её назвал, эту песню, Ярослав? — «Гостья-смертушка». — Слушай, у тебя к смерти отношение лёгкое какое-то. Словно запанибрата ты с ней. — А чего её бояться? Мы ведь не с Земли все. Мы все родом из той сумеречной страны, что именуется Небытие. Там мы находились прежде, туда вскоре и вернёмся. И не живём здесь мы, а дух очищаем. — Что, Земля, по-твоему, и есть Ад? — По-моему, так и есть, здесь ад настоящий. На краткий, несущественный миг мы обречены пребывать на свете, в жизни, в бытии. Именно обречены, то есть наказаны, отторгнуты от лона Смерти. Все, ныне живущие, — это грешники, осуждённые на каждодневную муку жизни. — Земля — это тюрьма, значит, а мы зеки. Ну, ты, Слава, даёшь! — Одни из нас поменьше грешили в прошлой жизни и потому приговорены к короткому сроку. Такие возвращаются в Небытие младенцами. Доживающие до глубокой старости — злодеи из злодеев, не заслужившие снисхождения. Они могут здесь на Земле быть праведниками и гениями, но там в своём запредельном прошлом они совершили что-то страшное, забытое ими. Какие-то вселенские законы нарушили. За это и платят. — Получается, Смерть — рано или поздно наше избавление? — Да, Смерть в бесконечной милости своей прощает каждого. Умереть, значит, искупить. Смерть милосердна. — Если все в это поверят, знаешь, что будет! Эпидемия самоубийств! — Из человеколюбия Смерть наделила нас инстинктом самосохранения, чтобы мы не тяготились стенами своей тюрьмы и боялись совершить из них побег. И ещё Она дала нам дар забвения. Мы лишены памяти о нашей истинной родине, об утраченном Рае. Иначе ни один из нас не захотел бы продлевать муку заточения, и ты права, началась бы всеобщая оргия самоубийств. — Самоубийство — самый тяжкий грех. Самоубийц не прощают. — Правильно, бежать из жизни нельзя. Но можно заслужить помилование — то есть сокращение срока. — Чем же? — Любовью. — И кого любить? — я старалась свести весь разговор к шутке. — Нужно всей душой полюбить Смерть. Манить ее к себе, звать, как драгоценную возлюбленную. И ждать, смиренно ждать её знака. После этого разговора в голове у меня случился какой-то сдвиг. Изменил меня этот разговор. Весной в киностудию пришла награда. На международном кинофестивале в Баден-Бадене фильм «Остановка запрещена» получил третью премию. Бронзовая медаль и диплом к ней произвели фурор в культурной среде города. Да что там города, никто до сих пор в Казахстане не получал столь высокой награды за любительские фильмы. А за фильм ребятам вручили, кроме дипломов, ещё и памятную вазу, я её до сих пор храню, может, в музей сдам. Потом у этой троицы новый период начался — экспедиция «Шёлковый путь. Отрар — Улытау». Ребята задумали новый фильм с большим замахом. Рабочее название фильма предполагалось «По шёлковому пути». Писали сценарий, изучали будущий маршрут, Ярославу были заказаны новые песни, созвучные этой идее. А потом была сама экспедиция. Сняли фильм. После экспедиции на базе Народной киностудии организовали студию «АЗ и Я Центр». Перед ребятами маячила хорошая перспектива. Отснятый в экспедиции материал представлял огромную научную ценность. Но... После развала Союза переехал Ярослав с семьёй на свою историческую родину — на Украину. Построить дом своими руками — это была его заветная мечта. И как тут не вспомнить слова его песни «Дом среди звёзд»: У меня один есть вопрос, Я его задать вам хочу: Кто построил дом среди звёзд, Чудный дом – кирпич к кирпичу? Чтобы мы в ладонях Земли От грозы не прятали лиц, Чтобы каждым утром могли Удивляться пению птиц. Чтобы нашим детям спалось Самым светлым радостным сном, Чтобы солнце в окна лилось И росли цветы под окном. Припев: Дом среди звёзд сложен и прост, Миром творим и трудом. Дом среди звёзд, дом среди звёзд, Мой, твой дом. Жена его челночницей стала — помогала мужу мечту воплотить, деньги на дом добывала. 5 декабря 1997 года мне позвонил Олег: — Татьяна, Ярослав умер. — Как? Когда? — Его сын тоже умер, а дочь в реанимации — в коме она. Неизвестно ещё, выживет ли. Как потом выяснилось, его жена Лиля в этот страшный миг в поездке была — за товаром уехала. Без неё случилось. Умер Ярослав, угорел в своём новом доме, газовый баллон протекал. И сам хозяин, и сын его не проснулись. Дочь Ярослава чудом живой осталась. Ещё вопрос стоял, выкарабкается ли. А если будет жива, то не останется ли инвалидом? Отёк мозга — это очень серьёзно. — Сам Ярослав виноват, вечно он со смертью заигрывал. — Он не заигрывал, он просто её не боялся. Он к смерти не так относился, как все. Ты же знаешь. — Он всегда ждал её… Настоящее знакомство со смертью случается, когда уходит тот, кого любишь. Когда любовь сливается со смертью, происходят огромные перемены, невероятное преображение, словно рождаешься заново. И тебе никогда уже не стать прежним. Любовь и смерть так похожи... возможно, это вообще одно и то же. От этих дней у меня в памяти осталась странная смесь ощущений — чувство озноба, сердечной боли и … взрослости. Как это ни парадоксально. И вот такие строки: ...Мы теряем друзей и от боли становимся старше. И мудрее становимся мы, и наш опыт богаче. А мечты голубые уносят всё дальше и дальше, и чем дальше уносят, тем становятся чище и ярче! Дочка его выжила, врачи назвали её выздоровление чудом. Сейчас она мать двоих детей, живёт на Украине, прислала видеокассету, даже передала приветы на казахском языке. Говорит, что скучает по нему. Боль от утраты ещё свежа, и сколько бы лет ни отпустила нам судьба, Слава с нами. Только его дом теперь там — среди звёзд. Татьяна ВЕДЕНЯКИНА. |
 |
|
Массовая
региональная газета города Жезказгана. Издается
с октября 1997 года. |
При
использовании материалов ссылка на наш сайт ЖЕЛАТЕЛЬНА |
